Модерновые доходные дома, сталинские высотки, дома-коммуны и многоэтажки 1970-х годов - не просто жилые здания, а настоящие городские символы.
В рубрике « » The Village рассказывает о самых известных и необычных домах двух столиц и их обитателях. В новом выпуске мы узнали, как устроена жизнь в, пожалуй, главном российском памятнике конструктивизма – доме Наркомфина.

Дом Наркомфина - одна из главных московских построек в духе конструктивизма, которая, согласно замыслу своих создателей, должна была помочь перестроить быт советского человека на образцовый коммунистический лад. Архитекторы Моисей Гинзбург и Игнатий Милинис хотели, чтобы Наркомфин стал не домом-коммуной в традиционном понимании, а постройкой так называемого переходного типа.

Экспериментальное жилье предназначалось для чиновников Народного комиссариата финансов РСФСР и их близких. Заказчиком постройки выступил министр финансов Николай Милютин - большой любитель авангарда и необычной архитектуры. Здесь же находился его легендарный пентхаус, планировку которого он спроектировал самостоятельно. Именно из-за обилия чиновников дом Наркомфина во многом повторил судьбу Дома на набережной.
В период сталинских репрессий нескольких чиновников, проживающих там, расстреляли.

Дом народного комиссариата финансов РСФСР

Адрес: Новинский бульвар, дом 25, корпус 1

Архитекторы: Моисей Гинзбург, Игнатий Милинис

Постройка: 1930 год

Высота: 6 этажей

Дом Наркомфина состоял из трех частей: жилого корпуса, коммунального блока (со столовой, библиотекой, спортзалом) и служебного двора с прачечной и гаражом. Раньше в здании было пять этажей, дом стоял на колоннах, но через несколько лет их обнесли стенами, создав таким образом дополнительный этаж.

Три верхних этажа заполнили двухэтажными квартирами-ячейками типа «F» площадью 37 квадратных метров, рассчитанными на проживание одного или двух человек. На их первом этаже располагалась гостиная, а на втором - спальня и санузел.

В обоих концах дома разместили ячейки типа «2F» (сдвоенный вариант квартир «F»). Помимо этого, в доме есть восемь квартир площадью 90 квадратных метров, которые задумывались как ячейки типа «К» - с коридором, кухонным уголком и гостиной на первом этаже, а также двумя спальнями и санузлом - на втором. Кроме того, под крышей оборудовали несколько комнат без индивидуальной ванной и туалета - в лучших традициях общежитий. А на крыше поставили шезлонги, чтобы жители могли принимать солнечные ванны.

Все квартиры в доме Наркомфина двухэтажные, а их окна выходят как на запад, так и на восток. В результате все спальни в нем обращены к восходу, а гостиные - в противоположную сторону, к закату.

В доме Наркомфина также сохранились широкие коридоры. Предполагалось, что в них жители смогут общаться друг с другом. Бытовой блок, или коммунальный корпус, выглядит как замкнутый четырехэтажный квадрат, связанный с жилыми помещениями наземным мостом-переходом на уровне второго этажа.

В первые годы существования дома Наркомфина в нем располагались столовая, библиотека и прачечная. Но после заезда жильцов довольно быстро выяснилось, что советская номенклатурная элита не готова жить по утопическим заветам Гинзбурга. Зону для прогулок закрыли стенами, а бытовой блок перестал работать уже в середине 1930-х годов. Жители стремились готовить и есть у себя в ячейках, и даже если пользовались столовой, то предпочитали уносить продукты с собой. А идущую вдоль нижнего этажа галерею довольно быстро оборудовали под кладовки. В итоге прогрессивный коммунальный блок сначала переделали под типографию, а впоследствии приспособили под конструкторское бюро.

Павел Гнилорыбов, историк, москвовед,
руководитель проекта «Моспешком»

В базе «Расстрелы в Москве» есть сразу 19 записей о владельцах квартир в доме Наркомфина, которые погибли в годы сталинского террора. И это притом что в базу попадают только расстрелянные, а угнанные в ГУЛАГ - нет.

Этот памятник конструктивизма заселялся практически в одно время с Домом на набережной, а там насчитывается около 300 расстрелянных на 505 квартир! Иногда людей брали просто пачками. Советская архитектура всегда двулична: радуя с парадного фасада рассуждениями о новом быте и привольной жизни, она показывает свою печальную сторону, когда понимаешь, что половина квартирантов лежит на Донском кладбище, а половина - на расстрельном полигоне в Коммунарке. Случай, отмечу, исключительный, потому что жилье давали представителям партийной или производственной верхушки. В соседних «мирных» домах удельная «плотность» репрессий меньше.

Ситуация с домом заметно усугубилась после сталинских репрессий 1937–1939 годов и начала жилищного кризиса. Большие трехкомнатные квартиры превратили в коммуналки, фасад здания покрасили желтой краской взамен авангардного бело-красного цвета. С тех пор дом Наркомфина передали в ЖЭК и он прекратил функционировать как экспериментальная постройка, в связи с чем постепенно потерял свой изначальный внешний облик.

До 2016 года дом Наркомфина несколько раз планировали реконструировать - международные эксперты давно признали, что памятник конструктивизма находится в критическом состоянии. Но из-за проблем с собственниками ни один из этих проектов так и не был реализован. На данный момент реконструкцию все-таки удалось согласовать, так что работы, согласно плану, начнутся весной 2017 года. Проектом реставрации руководит Алексей Гинзбург, внук архитектора Моисея Гинзбурга.

Алексей Гинзбург , профессор Международной академии архитектуры

Мой отец пытался реставрировать этот дом еще в 80-х годах, а я, будучи в то время студентом архитектурного института, помогал ему. Так что реставрация дома Наркомфина стала для меня долгом памяти не только по отношению к деду, но и по отношению к отцу.

Реставрация дома Наркомфина - это практически научный проект. Его цель - в точности восстановить первоначальный облик здания.

В послевоенный период дом закрасили и сильно изменили, так что мы ведем археологическую работу - параллельно с проектированием делаем зондажи и исследуем подлинные слои краски. Нам уже удалось найти изначальный цвет дома - теплый молочный оттенок, - и мы постараемся максимально приблизиться к нему во время реставрации.

Одна из задач, которую я ставил перед собой, - полностью восстановить изначальные цвета интерьера ячеек. Гинзбургом было задумано несколько цветовых схем совместно с профессором школы Баухаус Хиннерком Шепером, и в разных ячейках использовались разные цвета. Мне хотелось сделать цветовую реставрацию в каждой квартире, а также восстановить изначальную схему инженерного оборудования - чтобы будущие жители дома не могли что-то поменять, а лишь поставить свою мебель. Больше всего я боюсь чудовищных ремонтов, которые делали здесь в последние пять–шесть лет, - все переделывали самым варварским образом.

Изначально дом Наркомфина стоял на колоннах, объединяя таким образом пространства впереди и позади здания. Так что мы будем опускать уровень земли до исторического и убирать стены на первом этаже, чтобы восстановить облик строения образца 1930 года. Помимо этого, разберем уродливую надстройку над коммунальным корпусом, чтобы восстановить террасу на крыше, которая там была изначально.

Сперва казалось, что отреставрировать дом - довольно простая задача, но постепенно стали возникать сложности. Во-первых, это не коммерческая история, так что найти инвесторов было нелегко. Также долгое время у дома было несколько собственников, и только летом 2016 года он практически полностью перешел в одни руки, что упростило процесс согласования. Ну и самое главное - это отношение властей к эпохе авангарда. Предыдущий московский градоначальник Юрий Лужков считал себя его идейным противником. Он не уставал повторять, что это вредная и ошибочная архитектура. Многие инвесторы, которые были готовы вкладываться в реставрацию, уходили, потому что знали, как к проекту относятся городские власти.

Однако за последние лет шесть ситуация стала другой. Я вижу, как изменилось отношение москвичей к авангарду эпохи 20-х годов прошлого века. Конструктивистской архитектурой интересуется все больше людей. Я 20 лет привожу в дом Наркомфина архитекторов и студентов - в основном иностранцев, которые просят показать дом. Но в последнее время появилось много энтузиастов, которые сами устраивают экскурсии. Это настоящий перелом! Эпоха авангарда, на мой взгляд, - главный вклад России в мировую художественную культуру, когда мы не следовали за модой, а задавали ее.

Сложно определить точные сроки реставрации - может быть, она займет полтора года, а может быть, и все три, ведь перед нами стоят сложные технические задачи. Дом, вероятно, будем реставрировать двумя частями, чтобы какое-то количество жителей могло здесь остаться. Но вообще реставрация начнется с коммунального корпуса, который стоит пустой и никому не мешает.

Самое главное - это отношение властей к эпохе авангарда. Предыдущий московский градоначальник Юрий Лужков считал себя его идейным противником. Он не уставал повторять, что это вредная и ошибочная архитектура

О лектории и цветовых схемах Гинзбурга

Совсем недавно мы сняли одну из ячеек в доме Наркомфина, чтобы оборудовать здесь лекторий проекта «Москва глазами инженера». Аренда ячейки обходится в 50 тысяч рублей в месяц. Пространство находилось в достаточно плачевном состоянии, но все-таки нам удалось сделать ремонт в духе цветовых схем Моисея Гинзбурга.

Это одна из интересных фишек, которую придумали Гинзбург и его товарищи, - исследование влияния цвета на восприятие человеком жилого пространства.

В проекте также участвовала немецкая школа Баухаус, совместно с которой русские авангардисты выяснили, что холодные цвета визуально расширяют пространство, а теплые, наоборот, сужают. В итоге дом Наркомфина оформили в смешанной цветовой схеме.

В ячейках типа «F», к которой принадлежит и наш лекторий, достаточно маленькая спальня с низким потолком и одновременно просторное помещение гостиной с трехметровыми потолками. Так что спальню мы покрасили в холодные цвета, а гостиную - в теплые.

Также авангардисты считали, что потолок должен быть более насыщенного оттенка, чем стены. Соответственно, мы попытались воссоздать эти цветовые решения, но, наверное, получилось не так уж аутентично. Мы предполагаем, что Гинзбург имел в виду более пастельные тона. Однако из-за того, что Наркомфин начнут реконструировать уже через полгода, решили особо не заморачиваться. Но связь с эпохой в оформлении все же очевидна, так как в 20-е годы только-только отгремел супрематизм со своими яркими цветовыми пятнами.

О грядущей реконструкции

Мы общаемся с Алексеем Гинзбургом, внуком Моисея Гинзбурга, который руководит проектом реконструкции дома Наркомфина. Он рассказал, что в здании будут делать зондаж, чтобы, во-первых, добраться до коммуникационных систем, а во-вторых, чтобы узнать, в какие цвета были покрашены стены изначально.

С реконструкцией дома Наркомфина случилась действительно странная история. Ведь в интервью изданию «Афиша-Город» пару лет назад бывший владелец здания Александр Сенаторов говорил, что будет делать с ним все, что захочет, и не собирается ничего согласовывать с Мосгорнаследием. К счастью, дом перешел к другим людям, так что теперь можно приступить к реставрации. Проекты по реконструкции были и до того - просто лежали на всякий случай, но сейчас появилась возможность серьезно вкладывать в это деньги. Кстати, реставрировать здание начнут весной, заявленный срок на переделку дома - три года.

С одной стороны, хочется, чтобы эти работы начались и прошли быстрее. Но с другой, конечно, жалко - ведь мы не только останемся без помещения для лектория, но и не сможем водить экскурсии. Кстати, они сейчас очень популярны, мы водим по пять-шесть экскурсий в неделю. По окончании работ мы планируем арендовать ячейку на долгий срок и оборудовать в ней что-то вроде музея или культурного центра.

Ячейка типа «F»

37 квадратных метров

Высота потолков в спальне

2,3 метра

Высота потолков в гостиной

3,6 метра

О тусовке

Социальная начинка Наркомфина сильно поменялась за какие-то полтора года. Еще совсем недавно это была очень креативная тусовка, но впоследствии сработала стандартная динамика джентрификации лофтового пространства. Сначала заселяются художники и хрен пойми кто, потом возникает более-менее институционализированное арт-пространство. Вследствие этого арендные ставки растут, начинается текучка, и в итоге все захватывают офисы, делая место достаточно скучным. Из последних творческих гигантов здесь все еще сидит плакатист и дизайнер, который делал майки для сотрудников «Чайхоны». Также осталась мастерская художника Антона Тотибадзе.

Процесс реновации дома запустился года два-три назад. Сильный толчок к изменениям дал запуск уроков йоги на крыше - до этого дом считался закрытым. Потом на четвертом таже работало кафе с очень вкусным фалафелем, но оно, к сожалению, закрылось. Также в Наркомфине располагалась редакция журнала Colta, до сих пор здесь сидят сотрудники сайта N+1.

Об истории дома

Дом Наркомфина - настоящая архитектурная головоломка, здание переходного типа, нечто среднее между обычным многоквартирным домом и домом-коммуной. Во всех местных ячейках был предусмотрен индивидуальный кухонный элемент со встроенной плитой и раковиной. И в то же время в бытовом блоке - общий гараж, прачечная и сушилка для вещей.

К сожалению, большинство домов авангардного направления во время плановых ремонтов в 70-е годы ХХ века закрасили безликой охрой. До этого у Наркомфина было интересное цветовое решение с внешней стороны - белые колонны и черные оконные рамы, из-за чего создавалось впечатление, будто дом повис в воздухе.

Есть еще одна важная идея, которую Гинзбургу удалось реализовать: он поставил дом на ножки, чтобы не разрывать единое пространство сада, принадлежащее усадьбе Шаляпина, на территории которой он находился. Гинзбург хотел, чтобы дом не доминировал над окружающей средой, а органично в него встраивался. Архитектор заботился обо всем - о цвете, фактуре, даже сам проектировал ручки для окон. В коридоре, который воспринимался как общественное пространство, Гинзбург хотел поставить столики, чтобы соседи могли общаться, - такой шаг в сторону коммунального быта.

На архитекторов русского авангарда сильно повлиял Ле Корбюзье со своими принципами новой архитектуры, которые все были реализованы здесь. С другой стороны, наши архитекторы оказывали ответное влияние на Ле Корбюзье. Когда он приехал сюда в 1929 году, чтобы строить дом Центросоюза, он познакомился с Гинзбургом и, возможно, даже ему позавидовал. Ведь Гинзбургу удалось реализовать все принципы новой архитектуры в одном доме раньше Ле Корбюзье. Наркомфин - огромный социальный эксперимент, о котором Ле Корбюзье мог только мечтать. Такая архитектура относится к интернациональному стилю, потому что скорость передвижения к тому времени стирала региональные различия.

О влиянии на дом Наркомфина министра финансов Николая Милютина

Важно понимать, что Гинзбургу страшно повезло с заказчиком - Николаем Милютиным, тогдашним министром финансов РСФСР. Милютин был архитектором-дилетантом, увлекался архитектурой, урбанистикой, а также написал книгу, в которой предложил интересную идею расселения людей в городах.

Милютин хотел создавать ленточные города, образованные по следующему принципу: сначала идет полоса фабрик, потом - лента санитарной лесной полосы, затем - шоссе, за ней - ровный строй жилых домов, после - линия общественных пространств, и наконец - рекреационные постройки. По его задумке, города должны были вытянуться в огромные линии, которые со временем сольются. Интересная, но утопичная идея, которая известна даже за границей.

Очень здорово сошлось, что такой утопист и фантазер, как Милютин, оказался на крупном государственном посту во времена жизни и работы Моисея Гинзбурга. Если бы министром финансов был другой человек, вместо дома Наркомфина мы могли бы наблюдать очередную скучную сталинку. Милютин, кстати, тоже жил в Наркомфине - в ячейке, которую сам спроектировал. Какое-то время в ней находилась кальянная и мы водили туда экскурсии, но после это место занял офис.

Когда мы водим экскурсии, стараемся концентрироваться на трех героях: Моисее Гинзбурге, министре Николае Милютине и Сергее Прохорове - популяризаторе железобетона. Последний в 20-е годы сумел создать собственную франшизу по производству железобетонных конструкций с 76 филиалами по всему СССР. Он придумал каркасы, которые с точки зрения экономии позволяли сделать дома очень дешевыми, и таким образом опередил свое время на 80 лет.

О других проектах Гинзбурга

Проектов, похожих на дом Наркомфина, в СССР было шесть. Два из них не сохранились до нашего времени - например, от общежития ватной фабрики в Ростокине остался только общественный корпус.

Еще два дома Гинзбурга находятся в Саратове и Екатеринбурге. В Саратове вообще очень интересный случай, потому что местный дом переходного типа все еще жилой. Некоторые семьи там живут поколениями. Конечно, важен пример с домом на Гоголевском бульваре в Москве, но его захватили хипстеры и сделали себе модные ремонты в ячейках, так что ни о какой аутентичности речи идти не может. Гинзбург предвосхитил идею квартиры-студии, о которой до него и не могли подумать. Все хипстеры, которые впервые попадают в Наркомфин, сразу загораются идеей сюда переехать.

Моисей Гинзбург очень много строил на Урале - жилые городки для «Уралвагонзавода», дома в Нижнем Тагиле. В общем, его команда обслуживала великие стройки первых пятилеток. Также стоит вспомнить дом Госстраха на Малой Бронной. Но еще было много проектов, которые так и не воплотили в жизнь. Вспоминается идея постройки Синтетического театра в Екатеринбурге, по размерам сопоставимой только со зданием оперы в Новосибирске. Но проект так и не увидел свет.

Анна, архитектор

О переезде

Мы с мужем преподаем в МАРХИ, а еще я работаю в архитектурном бюро и сотрудничаю с Алексеем Гинзбургом, который занимается проектом реконструкции дома Наркомфина. Он очень классный, любит все современное и новое, так что мы хорошо ладим.

Мы вращаемся в большой тусовке архитекторов, которые любят необычные места для жилья - например, дома на Рождественском бульваре или на Новом Арбате. Наши друзья еще лет пять назад пытались попасть в дом Наркомфина, тогда это было достаточно сложно. Но однажды наша подружка все-таки взяла здание штурмом, и за ней потянулись все остальные. В итоге четыре года назад наши друзья занимали несколько ячеек в этом доме, а мы постоянно у них тусовались.

Но пару лет назад всем подняли арендную плату, и многие наши знакомые съехали. И когда освободились почти все ячейки, мы выяснили, что можем заехать за адекватные деньги. Аренда тут колеблется в районе 50–65 тысяч в месяц.

Сначала мы присматривались к нижним ячейкам, которые попросторнее, но в верхних оказался более симпатичный вид из окна, да и состояние помещения для дальнейшего ремонта более адекватное. Когда два с половиной года назад мы заезжали в ячейку, здесь были только ровные стены. Хорошо еще, что крыша не протекала. Наша ячейка - единственная на этаже, у которой перед окном не растут высокие деревья, поэтому хорошо просматривается Садовое кольцо и все окружающие дома.

Здесь, конечно, полный треш со всеми коммуникациями - нет нормальной вентиляции, непонятно, куда течет вода. Как-то в доме прорвало кран и пришлось очень долго искать квартиру, в которой это произошло. Система труб устроена очень запутанно, да и результаты самодеятельности предыдущих жильцов негативно влияют на ситуацию. Еще говорят, что здесь звукоизоляция плохая, но у нас нет соседей сбоку, поэтому сказать наверняка сложно. Иногда просыпаешься утром и понимаешь, что нет воды, потому что у кого-то что-то протекло. За два с половиной года жизни здесь такое у нас было раза три.

В целом мы считаем, что здесь все классно, но, может быть, потому, что мы сделали у себя клевый ремонт.

Слухи о реконструкции ходят уже давно, и понятно, что после нее сюда будет гораздо сложнее попасть.

Ячейка типа «К»

80 квадратных метров

Высота потолков в спальне

2,3 метра

Высота потолков в гостиной

4,6 метра

О переменах в доме

Мы так себе жители коммуны, потому что уходим рано утром, а приходим поздно вечером. И, возможно, пропускаем местные тусовки. Раньше здесь было больше архитектурных мастерских, которые постепенно исчезли. Фалафельная тоже закрылась. Есть четкое ощущение, что общественных и творческих инициатив стало поменьше. Из соседей мы общаемся только с нашими друзьями, да и то видимся раз в полгода.

У нас есть машина, и парковать ее здесь очень удобно, потому что есть закрытая территория и охранники, с которым мы хорошо общаемся. Кстати, это был один из решающих факторов, когда мы выбирали квартиру. Плюс дом очень близко к метро, а ехать до работы всего две остановки.

Район Красной Пресни сам по себе классный, и мы давно мечтали жить с видом на реку. В ячейке удобная планировка, можно стоять на лесенке и смотреть в окно одновременно в две стороны. А еще на закате в квартире красивые тени от окон и деревьев - это приятный плюс.

Летом мы часто выходим на крышу, где проходят занятия по йоге. Также очень хотелось бы попасть в пентхаус комиссара Милютина. Я раньше все хотела присоединиться к экскурсии, но постоянно находились другие дела. А еще на втором этаже работает выставка с архивными фотографиями дома, которой занимались ребята, задействованные в реконструкции.

Общее пространство в доме сейчас немного отремонтировали. Когда мы только заезжали сюда, коридоры были в ужасном состоянии, дом напоминал типичный берлинский сквот - ветхий и грязный. Мои родные были в шоке, когда его увидели. Они вроде понимали, что конструктивизм - это круто, но постоянно спрашивали, не развалится ли дом, не упадет ли на меня кусок фасада или плиты.

Еще раньше у всех жильцов были трешовые двери разных цветов, но после ремонта коридоры отделали в строгой черно-белой гамме, так что теперь не стыдно звать маму в гости. А все знакомые, когда узнают, что мы живем в доме Наркомфина, сразу просятся в гости и удивляются, что здесь вообще можно снимать квартиру.

Ячейка типа «2F»

70 квадратных метров

Высота потолков в передней и столовой

2,3 метра

Высота потолков в комнатах

Историки, кураторы и преподаватели — о том, какие находки Моисея Гинзбурга опередили своё время, чем уникален дом Наркомфина и как могут повлиять на него будущие торги.

Фасад здания. По проекту жилой корпус соединялся с коммунальным надземным переходом

Новость о том, что город выставляет на торги свою долю в доме Наркомфина, снова подняла вопрос о неоднозначном настоящем и будущем здания. С одной стороны, это один из самых известных памятников русского конструктивизма. С другой — опознать достопримечательность мирового уровня в скромном здании с износом 68 % довольно сложно. Чтобы разобраться, почему дом Наркомфина считается новаторским памятником и какие идеи, заложенные в нём, опередили своё время, Strelka Magazine поговорил с экспертами из разных областей.

В 1930-х годах в здание по адресу Новинский бульвар, 25 закладывались открытия «на век вперёд». Тогда Моисей Гинзбург занимался созданием массового дешёвого жилья, компактной мебели и формулировал идею независимости человека от быта. Спустя почти 90 лет на эти же вопросы пытаются ответить квартиры-студии, современные жилые комплексы и проекты Алехандро Аравены.

ДОМ ПЕРЕХОДНОГО ТИПА: ВРЕМЯ МЕНЯЕТСЯ, ИДЕЯ ОСТАЁТСЯ

Про дом, построенный в 1930 году для Народного комиссариата финансов СССР (Наркомфина), можно смело сказать «дитя своего времени». Именно тогда во всей Европе велись поиски нового типа жилья. «Оно должно было быть экономичным и отвечать тогдашним представлениям о качестве жизни. И массовым, чтобы улучшить положение целых классов, — объясняет преподаватель Московской архитектурной школы МАРШ Александр Острогорский. — Но в России, в отличие от Европы, попытки с помощью жилья улучшить положение людей стали частью идеологической программы государства. Поэтому у нас эксперименты в этой области были, пожалуй, самыми яркими».

Предлагались варианты жилмассивов, города-сада, домов-коммун. Но люди, заселявшиеся в такие дома, зачастую были не готовы резко менять свой уклад жизни, отказываться от привычных вещей и принимать коллективный быт. Проект дома Наркомфина отличался тем, что должен был приучать людей к новым стандартам жизни постепенно. Поэтому и назывался «домом переходного типа».

«В отличие от домов-коммун, где у людей был маленький угол для сна, а всё остальное они должны были делать коллективно, в Наркомфине остались небольшие квартиры. Но при этом для них был создан развитый общественный сектор: столовая, спортзал, клуб, библиотека, детский сад. Таким образом, преимущества нового образа жизни внедряются „не кнутом, а пряником“, — говорит создатель проекта „Москва глазами инженера“ Айрат Багаутдинов. — Между прочим, этот подход предвосхитил идею жилых комплексов с развитой инфраструктурой, популярных сегодня. Иногда люди осознанно идут на покупку небольшой по площади квартиры, к которой бонусом добавлена вся необходимая для жизни инфраструктура».

КАК ЭКОНОМНО СПРЯТАТЬ КОРИДОР И СОЗДАТЬ КВАРТИРУ-СТУДИЮ

Принцип, по которому создавался жилой корпус дома Наркомфина, чем-то может напомнить конструктор. Гинзбург разработал двухэтажные квартиры-ячейки с разной высотой потолков. В спальнях, прихожих и туалетах они были 2,3 метра, а в комнатах, предназначенных для работы и общения, — почти в два раза больше. Сочетая три разных типа ячеек (F — самые маленькие, K — для больших семей и сдвоенные 2F в концах жилого корпуса), архитектор экономит материалы и выжимает из пространства максимум.

«Одной из самых важных идей Гинзбурга была компоновка ячеек, при которой коридор размещается между спальнями. В одной квартире спальня идёт над коридором, а в соседней — под ним. Получается, что мы не выделяем на него отдельные квадратные метры — он сам собой образуется из грамотного расположения двухэтажных ячеек», — объясняет Багаутдинов. И рассказывает о ещё нескольких идеях Гинзбурга, актуальных сегодня. В квартирах дома Наркомфина вместо полноценных кухонь был кухонный элемент со встроенной плиткой, умывальником, холодильным и кухонными шкафами. Это напоминает современные кухонные гарнитуры со встроенной бытовой техникой. А сами квартиры, светлые, с объединёнными спальней, кабинетом и кухней, с лестницами внутри — не что иное, как прообраз квартир-студий, очень популярных в последнее время.

В доме Наркомфина два коридора. Нижний временно утеплен новой стенкой, используемой под выставки.

Точно так же, по словам Айрата, лишь в последние 20–25 лет массово применяют монолитный железобетонный каркас, опробованный в доме Наркомфина. «Эту прорывную для своего времени технологию изобрёл инженер Прохоров. С одной стороны, такой каркас стоил дорого. Но за счёт использования дешёвых бетонных блоков типа „Крестьянин“ и планировки, о которой сказано выше, цена ячейки типа F по стоимости приближалась к расселению в комнаты в коммуналках».

Александр Острогорский добавляет, что дом можно считать «пионером» в вопросе поиска массового дешёвого жилья, впервые поднятого именно в 1920–1930-е годы и актуального до сих пор. «Эксперимент, начатый Гинзбургом, сегодня продолжается. Например, в МАРШе студентка первого курса Алиса Бунятова делала аналитическое сравнение жилой ячейки Наркомфина и проекта социального жилья Алехандро Аравены. Оказалось, что они удивительно похожи и по набору функций, и по площадям. Поэтому Наркомфин — вовсе не странная неудачная попытка изменить жизнь людей, как иногда о нём говорят. Это примерно то же самое для архитектуры, что и открытие ядра для физики. Как взять и выбросить из истории физики ядро? Это невозможно себе представить», — считает Александр.

КАК СДЕЛАТЬ ДОМ КРАСИВЫМ, НЕ УКРАШАЯ

Интересно посмотреть на старые фото или рендер проектов реставрации дома. Во-первых, по ним видно, что в Наркомфине воплощены все пять принципов современной архитектуры Ле Корбюзье. Он выделял пять «отправных точек» новой архитектуры: столбы-опоры, эксплуатируемая плоская крыша, ленточное остекление, свободная планировка и фасад, не привязанный к каркасу. Его взгляды повлияли в том числе и на создателей Наркомфина, причём есть воспоминания о том, что Корбюзье очень заинтересовался проектом и лично побывал в доме. Во-вторых, по иллюстрации видно, что дом на Новинском — типичный представитель идей конструктивизма, для которого функция важнее эстетики, а инженерные достижения важнее человеческого восприятия.

«Однако есть здесь несколько деталей, привносящих к этим принципам дополнительный смысл, в какой-то степени даже кокетливость, — считает историк архитектуры, экскурсовод Дмитрий Беззубцев. — Посмотрите, на всех этажах идёт одинаковая линия остекления, а галерея на втором этаже делает совсем небольшой заворот. Он сделан не потому, что функционально здесь необходим, а потому что выразительно смотрится. Плюс балкончик, глухой с одной стороны и решётчатый, если смотреть сбоку. Получается, что при взгляде на дом со стороны мощного торца человек видит такой же глухой и мощный акцент. А если смотреть со стороны Садового кольца, то перед глазами ленточное остекление и более лёгкие очертания этого же балкона. И захлест галереи, и балкончик функционально здесь не обязательны. Это пример эстетствования, пример того, как можно сделать архитектуру не изобразительным, но всё же искусством. Что-то подобное хотел от живописи Малевич».

ПЕРСПЕКТИВЫ ТОРГОВ: «ДОМ МОЖЕТ КУПИТЬ ТОЛЬКО ПОДВИЖНИК»

До последнего времени дом Наркомфина был условно поделён на две части. Большинство квартир-ячеек были и остаются частной собственностью. А город владел подвальными помещениями, цокольным — первым — этажом и несколькими помещениями на верхних этажах, всего 1 614,5 квадратных метра из общей площади 3 997,8 квадратных метра. Именно их выставят на торги 19 августа со стартовой ценой 101,4 миллиона рублей. Так как дом — памятник архитектуры, будущий собственник будет обязан провести реставрацию и содержать дом в надлежащем состоянии. Учитывая проблемы с износом строения, задача не из лёгких.

В некоторых квартирах сохранились исторические оконные рамы, паркет, цвет стен и даже отметки о росте детей на дверных проемах.

Общие комнаты имели самый высокий потолок. Спальни, прихожие, туалеты были примерно в два раза меньше в высоту.

Однако, по словам главного редактора интернет-издания archspeech Александра Змеула, главные сложности дома не только в износе материалов, а в большом количестве собственников. «Техническое состояние — общая проблема зданий 1920–1930-х, ведь их строили из материалов низкого качества. В Наркомфине к тому же долгие годы не проводилось никакого ремонта. Но при современных технологиях вопрос реставрации — скорее вопрос денег. Сложности кроются в большом количестве собственников. Например, у рабочих клубов и домов культуры этого же периода один собственник, поэтому многие из них уже отреставрированы в той или иной степени».

Вторая сложность, по мнению Змеула, заключается в том, что первый этаж, выставленный на продажу среди других площадей, был достроен много лет спустя и к историческому проекту Гинзбурга отношения не имеет. «Изначально дом стоял на столбах и как будто парил в воздухе. И при научном проекте реставрации собственник должен уничтожить площади на первом этаже и вернуть вид, задуманный архитектором. Получается, покупателю придётся сломать то, за что он заплатит деньги. Так что объект очень сложный. Его может взять либо подвижник, готовый вкладываться в здание, либо должна быть хорошая поддержка государства. Но раз государство площади продаёт, на него надеяться не стоит», — заключает Змеул.

Внутриквартирная лестница в одной из ячеек.

Архитектурный критик, куратор Елена Гонсалес, напротив, сомневается, что будущий собственник станет восстанавливать дом, полагаясь на его первозданный вид. «Закон его к этому не обязывает. Статус „памятника культуры регионального значения“ совершенно не соответствует одному из самых известных зданий русского конструктивизма, известного во всём мире. И этот статус не даёт реальный предмет охраны, который бы требовал научной реставрации. Поэтому будут сохраняться основные планировочные решения и общие объёмы, но до аутентичных материалов и конструкций (тех же окон) дело не дойдёт», — считает Гонсалес. Ей также показалось странным, что нигде не идёт речь о коммунальном блоке, соединённом с жилым переходом и образующим единый ансамбль.

По словам Елены, дом имеет огромное значение для истории архитектуры, ведь Гинзбург работал здесь над новой типологией жилого дома. «Рационалисты и конструктивисты изобретали не просто новые формы, а принципиально новые основания архитектуры. Они выдвигали комплекс императивов, которые получили своё краткое выражение в формуле Людвига Миса ван дер Роэ „больше значит меньше“, — объясняет Гонсалес. — Основные идеи заключались в концентрации „напряжения“, когда поставленные цели достигались малыми средствами. Материалы конструкций оставались открытыми и почти не декорировались, форма рождалась из тектоники. Этот эстетический принцип соответствовал этическим установкам о рациональной, честной, „правильной“ жизни. Все эти идеи Гинзбург развил в доме Наркомфина. Так что этот дом можно считать овеществлением новаторской и дерзкой архитектурной мысли. Это факт не только архитектуры, но и культуры в целом».

Особняк по адресу Новинский бульвар, 25 относится к образцам московской застройки конца XVIII века, чудом сохранившейся при пожаре 1812 года.

В мае 1910 года дом приглянулся Федору Ивановичу Шаляпину, и он незамедлительно приобрел его.

Стоит отметить, что тогда здание имело неприглядный вид и требовало ремонта.

Все заботы по его восстановлению и созданию уютной обстановки во внутренних помещениях взяла на себя жена великого певца - Иола Игнатьевна. Она действительно смогла создать прекрасное жилище, где Шаляпину легко жилось и плодотворно работалось.

В гостях у супругов, которые любили принимать гостей, перебывало много знаменитостей той поры, среди которых были Максим Горький, писатель Леонид Николаевич Андреев, художник Александр Яковлевич Головин, живописец Константин Алексеевич Коровин, актеры Мамонт Викторович Дальский и Иван Михайлович Москвин, писатель Иван Алексеевич Бунин, композитор Сергей Васильевич Рахманинов и многие другие.

В 1918 году, при Советской власти, бывший дом Шаляпина национализировали и превратили в большую коммуналку. Со временем дом начал ветшать, пока не дошел до аварийного состояния.

В 1978 году здание передали в ведение « », после чего здесь начались реставрационные работы, длившиеся из-за сложности выполнения более 8 лет. Далее восстанавливалась обстановка помещений на основе старых фотографий и воспоминаний родных детей Федора Ивановича.

В настоящее время в этих стенах проводятся концерты великих мастеров и молодых исполнителей. Организуются конкурсы, фестивали и всевозможные конференции. И, конечно же, здесь не забывают о прямом назначении музея - рассказывать о творчестве и жизни великого Шаляпина.

Похожие статьи